Людмила Кашникова
Матильда
I
Наступления ночи она боялась больше всего. С каждым вдохом ледяная тьма обжигала, колола острыми иглами, добиралась до сердца. Свернувшись в тугое кольцо на заиндевевшем пластиковом стуле, она закрыла глаза и замерла.
База отдыха спала. Иногда в окнах домов оживали потревоженные шторы и в появившейся щели мелькал мягкий свет. Она подумала, что в ночлежке сейчас ужин. Добрая женщина приветлива и заботлива. Стоит только легонько постучать — и тебя отогреют, накормят, уложат спать. Как-то раз, в самые лютые морозы, она пришла туда. Плача и трясясь всем телом, упала на руки старушки. Её отвели на кухню. От тепла и запахов закружилась голова. Старожилы толкались, отгоняли от мисок, но за месяц на улице она научилась огрызаться и давать сдачи. После еды её разморило, и она уснула в тёплом углу у самой батареи. А утром услышала за окном женский голос. Он показался ей знакомым. Сорвавшись с места, ринулась вон из комнаты, наступая на спящие тела таких же, как она, горемык, выскочила в январский мороз. Она бегала по дорожкам и кричала: «Мама! Я здесь! Я здесь!» Потом долго сидела в сугробе и ждала, прислушиваясь. Зачем она осталась спать в том доме! Нужно было поесть и возвращаться на стул. С того дня она запретила себе ходить в ночлежку.
Мороз усиливался. Она спряталась от ветра, надышав маленький островок тепла, и замерла. Глаза налились тяжестью. Противиться сну не было сил, он обволакивал и уносил в прекрасный мир прошлой жизни. Вот её комната, а вот любимое место: широкий подоконник, заваленный подушками. Она любила подолгу смотреть в окно. Со стороны улицы в стекло упиралась толстая ветка старого тополя и то гневно стучала, то жалобно царапалась. Иногда прилетали проказливые воробьи и смешили звонкими песенками. А голуби её пугали: казалось, они так внимательно рассматривают комнату, чтобы выждать момент и залететь внутрь. Тогда она вскакивала и стучала по стеклу, отгоняя их. Она много чего боялась. Мама называла её неженкой, тепличной розой, принцессой. Видела бы мама свою принцессу сейчас. Лохматая, с колтунами на затылке, грязная, грубая.
Видение сменилось. Вот она едет в машине, с любопытством разглядывая яркие вывески. Мама волнуется, а её новый муж звонит кому-то и спрашивает, как проехать к базе отдыха. Их друзья давно уже там, накрывают на стол. Мама сказочно красива и очень вкусно пахнет. Смотрит на неё и улыбается. Но в глазах почему-то стоят слёзы. Что же случилось? Если бы она знала, чем так огорчила маму уже тогда, в машине, она бы не отходила от неё ни на шаг, обнимала, целовала, шептала ласковые слова. Она бы сделала всё, лишь бы её простили — пусть неизвестно за что. Я буду самой послушной, самой тихой, самой хорошей. Только вернись, мама! Я тебя жду! Мне очень страшно и холодно тут одной.
II
Её разбудил резкий отрывистый звук. Он приближался, повторяясь снова и снова. Шур-шур-шур. Вскоре показался дворник. Увидел и весело крикнул: «Эй! Почему ты опять здесь? Иди к остальным в тепло, а то околеешь!» Она ничего не ответила, демонстративно зевнула, потянулась и ленивой походкой прошла мимо. Вот ещё, буду я тебе жаловаться. Тем не менее нестерпимо хотелось есть. Покрутившись у мусорного бачка возле мангала, она нашла давно припрятанный кусок шашлыка. Пришлось лечь на снег и со всей силы разрывать толстый лёд вокруг него. Но мясо превратилось в камень, крохотный кусочек, который удалось отодрать, был совершенно безвкусным. Делать нечего, придётся идти попрошайничать.
Сейчас большинство домов пустовало. Она легко запомнила, где дадут поесть, а где живут такие, что лучше не соваться. Подойдя к трёхэтажному кирпичному дому в самом конце базы, она села на лавочку и уставилась на окно первого этажа. Ярко горел свет, за прозрачной белой занавеской суетились мужчина и женщина. Наконец они сели завтракать. Теперь нужно дождаться, когда они повернут голову и увидят её.
Неожиданно рядом с ней затрещали ветки и на скамейку запрыгнул старый знакомый, вернее, старый враг — белобрысый малолетка, хам и драчун. Ухо было в зелёнке, опять что-то с кем-то не поделил. Она посмотрела на него с презрением и отвернулась. В этот момент окно приоткрылось, и женская рука бросила в их сторону сосиску. Они сорвались с места и, отталкивая друг друга, вцепились в нежную розовую мякоть.
— Отвали, это мой завтрак! — зашипела она.
— А на нём не написано! — заорал он.
Мужчина и женщина смотрели, тыча пальцами и беззвучно смеясь. Битва за сосиску становилась всё ожесточённее. Взаимные оскорбления перешли в драку. Окно вновь распахнулось. Мужчина крикнул: «Заканчивайте разборки! Вот вам ещё одна, только не орите!» Эту сосиску она поймала на лету. Схватила — и стремглав понеслась через всю базу, на свою территорию. Влетела под скамейку, утонувшую с боков в сугробах, и принялась жадно глотать куски, почти не разжёвывая. Она хорошо спряталась, но всё равно с тревогой поглядывала по