Читаем онлайн «Зеркальный гамбит»

Лариса Бортникова, Алексей Провоторов Зеркальный гамбит

♀ – Лариса Бортникова

♂ – Алексей Провоторов

Зеркальный гамбит

Прежде всего мы должны построить фабрику зеркал. И в ближайший год выдавать зеркала, зеркала, ничего, кроме зеркал, чтобы человечество могло хорошенько рассмотреть в них себя.

Рэй Брэдбери

Твоя игра не может быть лучше, чем твой худший ход.

Дэн Хейсман

Такой был вечер… Фиолетовый, тихий и странный. И то, что они остались вдруг вдвоем, тоже было странным, неловким, неуютным. Два почти незнакомца в чужой компании, где все давно друг друга знают и до них никому нет дела.

– А давай в шахматы, а? Умеешь?

Он хотел предложить партию в карты (он отлично играл в карты), но какие карты, когда есть только он, она, погасший уже камин… и пара часов до рассвета? И ещё шахматный столик. И тоненький, едва заметный слой пыли на доске.

– Ээээ, – она замялась. – Ну, я примерно знаю, как надо ходить. Но игрок из меня так себе.

– Из меня тоже, – он уверенно (на самом деле нет, но ему хотелось, чтобы это выглядело именно так) цапнул со стола две пешки. Черную и белую. Зажал их в кулаках, завел кулаки за спину. – Выбирай.

– С ума сошел, – рассмеялась она. – Ладно. Выбираю левую. Только, чур, не смеяться.

Он раскрыл ладонь.

– Белая. А тебе везет. Белые обычно начинают и выигры…

– Ух ты. Да у нас тут шахматисты! – кто-то заглянул в гостиную, засмеялся громко. – Что, Карпов против Каспарова?

Она неожиданно покраснела.

– Да. Шахматисты, – он сел на пуфик, стоящий возле шахматного стола. Потянулся. Зевнул. – Ну что, подруга, разыграем «бессмертную»?

– Как пойдет.

Села напротив. Шепнула так, чтоб слышал только он:

– А пешки ж могут прыгать через клеточку?

– Могут! – подмигнул. – Прыгай. А ещё каждая пешка может стать королевой.

– О! Это я знаю! Е2 – Е4.

1. Пешка

Олицетворение простого бойца на пути к цели, инициации, обретению собственной воли. Пешки подчиняются Меркурию и Венере, паре любовников.

И пешка имеет силу, когда ею двигает сильный человек.

Борис Самсонов

♀ Новое платье для Долорес Романо Светлая фигура Лариса Бортникова

Две женщины: одна добра, как хлеб, и не нарушит клятвы, другая мирры благородней и клятвы не дает.

Роберт Грейвз

«Я вернусь и привезу тебе новое платье». Сколько раз Долорес Романо слышала это обещание. Сколько раз Долорес Романо стелила клетчатую скатерть и доставала из буфета тарелки под пасту болоньезе. Сколько раз Долорес Романо роняла слезы в салат, отчего шарики моцареллы становились горько-солёными. «Я вернусь и привезу тебе новое платье». Шифоньер скрипел тяжелыми дверцами. По утрам Долорес Романо открывала дубовые створки, вдыхала запах нафталина и отдушки из масла иланг-иланг.

Ждала.

С Долорес Романо можно было говорить о чем угодно. О новом кремнезёмовом композите для кальсон и о том, что теперь на учениях все мочатся прямо в скаф, не опасаясь опрелостей и чесотки; о самих скафах, которые не выдерживают больше кило по Моосбахеру, отчего во время последнего отступления три полка новобранцев превратились в омлет; о том, что в новостях об этом, как обычно, промолчали, но «bro-radio» подсуетилось, и начкурса, полгода назад списанный по инвалидности, напился в каптёрке и потом бродил по казарме, облёвывая паркет.

С Долорес можно было говорить обо всём: о том, что позавчера капрал несправедливо поставил в наряд; о несвежей тушёнке, которую ротный приказал «жрать и облизываться»; об утренних эрекциях; о том, что через неделю – полевые занятия, а откосить не выйдет; а также о том, что скоро выпуск и хочешь не хочешь, но придется сменить курсантский китель на боевой камуфляж.

Долорес слушала, смахивала слезу и ставила на стол тарелки под пасту болоньезе. Курсант Чезаре Броччио смотрел на её мягкие ладони и думал, что за все эти годы Долорес так и не сменила серую трикотажную юбку и кофту крупной вязки на что-нибудь нарядное.

«Я вернусь и привезу тебе новое платье, – клялся Чезаре. – Это будет длинное ярко-красное платье из мернского шёлка. Ты только жди». Долорес подходила близко-близко, так что аромат молока, меда и свежестиранных простыней обволакивал юношу с головы до ног. Она брала круглую лысую голову Чезаре в свои большие ладони и баюкала долго и нежно, до тех пор, пока Чезаре не начинал проваливаться в сонливую негу. Потом они шли в спальню, где кровать наскрипывала уютные колыбельные, где тяжелые груди Долорес и её нежный живот дарили покой и надежду.

– Я буду ждать тебя,