Читаем онлайн «В начале было слово. Записки путешественника»

Дмитрий Наумов В начале было слово. Записки путешественника

В начале было слово

В жизни неоднократно возникает соблазн – продолжить старый библейский спор на тему, что же было раньше – слово или дело. И каждый раз в определенных жизненных ситуациях находишь подтверждение тому, что иногда вначале было слово, а иногда и дело. В бытность свою на судоремонтном заводе, пребывая в должности судового электромонтажника, наблюдал я за парнишкой в нашей бригаде, так вот у того всегда вначале было дело, а уж слов потом и от него и от бригадира можно было выслушать столько – успевай записывать. Однажды парнишка этот, звали которого Рашид, заканчивал ремонт большого якорного электродвигателя. То есть ему осталось только поставить на место две крышки и потихоньку, не спеша, затянуть их. Работа не тяжелая, но нудная. И, что бы ускорить процесс сборки, Рашид вместо нудной попеременной затяжки болтов весело забил обе крышки увесистым молотом. И все бы ничего, да крышки он перепутал, а там фланцы разного диаметра. Когда с корабля в цех вернулся бригадир и увидел сие безобразие, то есть сделанное дело, он сказал слово, и слово было таким: ”Рашид,…мать твою, ты же…твою мать, фланцы сорвал. Теперь же по новой надо все растачивать!” Все было сказано довольно эмоционально и с жестикуляцией. На что удрученный замечанием непосредственного начальника Рашид, почесал в затылке и заметил: ”Да, дядя Садых, х…ню мы с вами спороли”.

Таких добрых слов от Рашида можно было услышать много, буквально после каждого порученного ему дела, поэтому как– то само собой отложилась у меня мысль, что вначале было дело. Но так было не всегда.

В бытность свою на воинской службе, в должности сотрудника спецподразделения водил я дружбу с товарищем моим по несчастью долгого вынужденного безделья на одной из строго засекреченных баз Подмосковья. В один из теплых августовских дней, когда дыханье осени ощущается в воздухе, пронизанном запахами разнотравья и сыростью, прятавшихся по утрам в низинках овражков, туманов, зашел у нас с приятелем моим, которого звали Александр Николаевич, разговор на сугубо мирные темы. А именно говорили мы о грибах. О том, кто, когда и сколько их собирал, как их лучше готовить, а главное – какие лучше под водочку, а какие просто для того, чтобы потешить чрево, а заодно и душу. И так у нас складно беседа складывалась, в таких подробностях описывались рецепты и ощущения после того, как “ он, еще теплый, обмазанный сметаной бежит вдогонку опрокинутой рюмки”, что возникло желание в ближайшее время махнуть куда-нибудь подальше от цивилизации, туда, где осталась еще нетронутая городскими оптимистами природа и попробовать на деле осуществить все то, что было с таким живейшим интересом обсуждено столь знатными грибниками.

То есть заметьте – вначале было слово. А надо пояснить, что дело было в четверг, то есть до выходных был еще день и, вернувшись со службы, я никак не ожидал позднего звонка от Александра Николаевича, который начал задавать вопросы, приведшие меня в некоторое замешательство. А спрашивал он меня, что я возьму с собой в дорогу, и в какой обуви поеду. Я ему резонно заметил, что завтра все и обговорим, на что он совсем не резонно объявил мне, что он уже собрался, и выезжаем мы с Ленинградского вокзала полуночной электричкой сегодня и на сборы у меня осталось полчаса. Александр Николаевич был много старше меня и авторитет его никогда не подвергался сомнению, однако, готовясь отойти ко сну, стоя на кухне в теплых тапочках и халате, даже при наличии глубокого уважения к старшему товарищу возникают вопросы, письменное изложение которых плохо вписывается в литературные формы классического русского языка. Согласитесь.

Была еще одна сложность в изложении моих смутных сомнений на счет удачного исхода нашего безумного предприятия в столь позднее время. Дело в том, что Александр Николаевич в свое время закончил Институт культуры, факультет библиотечного дела и был воспитан на тонкой поэзии Андрея Белого и Анны Ахматовой, в “мирской” жизни употреблял речевые обороты, свойственные только русским классикам, периодически перечитывал Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского, поэтому приходилось определенным образом подбирать слова, выражая свое несогласие ехать неизвестно куда, не поставив в известность руководство отдела.

Короче, без четверти двенадцать я стоял у Ленинградского вокзала в камуфляжной военно-полевой форме песочного цвета, носившей в армейской среде лирическое название “варшавка”, (правда без знаков отличия) в кроссовках и рюкзачком за спиной. В рюкзачке было то, что было припасено дома на случай непредвиденных обстоятельств, как то: неожиданная кончина очередного генерального секретаря ЦК КПСС, потери талонов на продукты первой необходимости, отмены “праздничных продпайков” и, наконец, неурожая в Бразилии. Надо заметить, что шел 1986 год, второй год правления М.С.Горбачева и год начала эпохи больших