Читаем онлайн «Гитара в литературе» 158 cтраница

басов, тут же инкрустировались грифы. Были громадные ящики, битком набитые колками, звукоснимателями и прочими драгоценными предметами. Для простого наблюдателя, может быть, в этом и не было ничего особенного, но только не для

Паши. Наверное, так чувствовал себя Али баба, когда Сезам открылся. Саша что-то говорил (вернее, пытался говорить), но из-за шума станков было почти ничего не слышно. Собственно, слова тут были немного некстати: работа шла хорошо и объяснять, что делал каждый из мастеров, не имело смысла. Одно было ясно с самого начала: будет жутко интересно.

Обратный путь Паша проделал в глубокой задумчивости…»

Масштабы серийного производства гитар впечатляют. И все же трудно избавиться от мысли: а не пострадало ли качество звучания инструментов от таких ударных темпов? Когда знаешь, сколько труда и вдохновения вкладывали старые мастера в свои рукотворные шедевры, перестаешь доверять советским фанерным коробкам со струнами, которые некогда продавались за 7 рублей 50 копеек.

Павлу все интересно, и он, понаблюдав за доводкой очередного изделия, спросил у мастера:

«— Слушай, а сколько может стоить эта гитара?

–

Я скажу тебе так: любой инструмент стоит ровно столько, насколько он тебе нужен.

–

То есть?

–

Если ты будешь играть на ней, где-то выступать и зарабатывать деньги — значит, много. Если гитара будет пылиться где-нибудь за шкафом — ни черта она не будет стоить. Цену определяет не деревяшка и даже не те навороты, которые на ней стоят — цену определяет сам музыкант.

–

Понятно…»

Мудрая мысль! Гитара, которую музыкант бережет и лелеет, словно любимую девушку, воистину бесценна!

Финал романа печальный — Павел по кличке Арлекино лишается зрения. Теперь только музыка становится единственным смыслом жизни. «Казалось, в маленькой каморке не было никого, кроме слепого гитариста и его инструмента. Арлекино буквально слился со своей гитарой, виртуозно управляясь с ней и двумя нехитрыми «примочками». Звук нарастал, затем удалялся куда-то вдаль, буравя всех насквозь своей искренностью и чистотой. Как всегда, мелодию Паша придумывал на ходу, отделяя из мнимого хаоса звуков те, которые составляли музыку. Подобно скульптору, который отсекает лишнее».

Как-то девушка, к которой Павел был неравнодушен, попросила его что-нибудь сыграть. «Паша пробовал аккорды, настраивая инструмент. Затем, перекинув через плечо гитарный ремень, поднялся с табурета, встав в свою привычную «стойку».

–

Немного музыки, просто без слов. Сейчас я тебе сыграю ожидание.

После этих слов Паша как-то съежился, всем своим видом напоминая старое, согнутое ветрами дерево. Из-под пальцев полилась невероятно грустная мелодия, заполнившая собой всю кухню. Лена заметила, что Арлекино как-то сам меняется по ходу своей музыки: на его лице можно было прочесть и печаль, и сумасшедшее веселье, переходящее в усталую грусть. Его мелодия заставляла то скручиваться ужом и припадать к полу, то парить, подобно птице. Казалось, Паша и его инструмент — какое-то существо, которое рождалось в тот момент, когда он брал в руки гитару, и умирало, когда он убирал ее в чехол.

Когда он окончил играть ожидание, со лба градом катил пот, и даже нелепые солнечные очки не могли скрыть его усталости.

–

Это был экспромт?

–

Да. Знаешь, за те три месяца, что я провел в склифе, мне ничего не оставалось делать, как играть».

Несчастья губят слабых людей и придают стойкости тем, кто силен духом. Гитарист Павел не сдался!