Читаем онлайн «Пучина скорби» 6 cтраница
сбываются.
Однако на самом деле все уже сломалось. Вселенная исказилась, дала трещину, пусть заснувший на скамейке в парке Вадим и не подозревал об этом.
Услышав высокий женский голос, почувствовав, что кто-то тормошит его за плечо, Вадим поначалу подумал о двух вещах.
Первое. Откуда в его спальне взялась женщина с таким визгливым, неприятным голосом?
Второе. Почему он спит сидя?
Разлепив глаза, Вадим сморщился от боли, прострелившей шею. Во рту был кислый привкус, и он пошевелил языком, сглотнул, надеясь от него избавиться. Хотелось пить, а еще было холодно, ноги замерзли.
Женщина, которая стояла возле него, была полная и круглолицая, смотрела подозрительно и немного сердито.
— Слава богу, — сказала она. — Я шла, смотрела издалека, думаю, спит или что? Как-то завалился ты на бок… Подошла, водкой не пахнет, трезвый, значит. Ну и одет прилично, видно, что не алкаш. Думаю, может, сердце прихватило. Люди нынче какие? Смотрят, а мимо идут, не остановятся. Я так не могу. — Женщина вздохнула. — Подошла вот. Живой, значит. Хорошо.
С этим Вадим не стал спорить. Конечно, хорошо, что живой.
Он еще не мог сообразить, что происходит, не мог выбраться из вязкого сонного морока. Бывает такое среди бела дня: разморит, заснешь в самой неудобной позе; все тело потом ноет, голова тяжелая, гудит и побаливает.
— Скоро темнеть начнет, и холодина зверская. По прогнозу говорили, к вечеру на десять градусов упадет, во как! Можно и замерзнуть, нечего рассиживаться на лавке в такую погоду, — продолжала бормотать заботливая гражданка.
Тут Вадим проснулся по-настоящему. Мысли хлынули лавиной, он вскочил со скамьи, принялся озираться.
— А Ирочка? Где Ирочка? — беспомощно произнес он.
— Кто?
— Моя дочь, Ира, — пояснил он, уже понимая, но не признаваясь себе, что произошла катастрофа. — Мы пошли с ней гулять в парк. Она была тут. Моя дочь! Ей недавно исполнилось пять!
Голос его звучал громче и громче, поднимался ввысь, к равнодушному темнеющему небу; паника в нем звучала все отчетливее, и глаза у женщины округлялись все сильнее.
— Нету никого, — пролепетала она, словно несла персональную ответственность за дочь Вадима. — Говорю же, холодина. Вечер уже. Разошлись все.
Детская площадка в городском парке, куда Вадим привел Ирочку, — новая, современная, большая, со множеством горок, домиков, дорожек, качелей, с крутящимися каруселями, лавочками, забавными зверушками и еще бог знает чем — была пуста.
Когда папа с дочерью пришли сюда днем, парк звенел от детских голосов, малыши в пестрых одежках сновали по площадке, как забавные разноцветные муравьи, а их родители и бабушки-дедушки наблюдали за своими чадами и время от времени фотографировали их.
Ирочке нравилась эта площадка; и сам парк, где продавали попкорн, мороженое и сладкую вату, она обожала. Парк располагался не так далеко от детского сада, и иногда, когда были время и возможность, Вера или Вадим (смотря чья очередь забирать ребенка из садика) приводили дочку сюда, погулять, поиграть часок.
Парк, старый добрый парк, исхоженный вдоль и поперек. И милая площадка, и привычные развлечения… Что плохого может случиться?
Но оно все-таки случилось. Сознание свершившейся, подкравшейся беды заползало в душу черным душным облаком.
А дальше…
Была, конечно, бессмысленная беготня по площадке и парку. Поиски, которые не могли увенчаться успехом. Призывы откликнуться, выходить немедленно, перестать прятаться, быть хорошей девочкой.
Все это была чушь собачья.
Вадим прекрасно знал, что Ирочка ни за что не стала бы прятаться, хихикая над обезумевшим от беспокойства отцом. Заблудиться Ирочка тоже не могла — негде тут потеряться. Она играла на площадке с другими детьми, Вадим сидел на лавке — никаких предпосылок к тому, чтобы ребенок запаниковал, не зная, куда идти.
Была небольшая вероятность, что девочка по неизвестной причине решила потихоньку уйти из парка, но и в нее не верилось. Ирочка не стала бы этого делать. Если бы ей хотелось уйти, если бы она устала играть или обиделась на кого-то из ребятишек, сделала бы то единственное, что только и могло прийти в голову послушному, воспитанному ребенку: подошла бы к папе, заявила, что хочет домой.
Так что Вадим уже прекрасно понимал: все куда страшнее. Он заснул, а в это время кто-то увел его дочь. Украл, похитил.
Это был гад, мерзавец. Или группа негодяев. Но Вадим в тот день (и во все последующие дни) обвинял не его или их, а себя. Он, лишь он один, нерадивый, преступный отец, был виноват во всем! Ведь это он, тот, кому самой природой и обществом назначено заботиться о дочери, не уберег своего ребенка.
Женщина, которая разбудила Вадима, бегала и искала вместе с ним. Она и полицию дождалась: действительно была из числа неравнодушных людей.
Самым страшным оказался звонок Вере. По мере продолжения беседы Вадим слышал, как гас, таял ее голос, как на смену оживлению и приветливости пришел страх. А следом —
Конец ознакомительного отрывка