РуЛиб - онлайн библиотека > Ницше Фридрих > Зарубежная классическая проза > Полное собрание сочинений в 13 томах. Том 1. Часть 1 > страница 5
Читаем онлайн «Полное собрание сочинений в 13 томах. Том 1. Часть 1» 5 cтраница
удовлетворения,
а посему и не стоят нашей привязанности: в этом состоит
трагический дух - а потому он ведет к отречению». О, со сколь
иными речами обращался ко мне Дионис! О, как далек был
от меня именно в то время весь этот дух отречения! - Но
есть в книге еще нечто значительно более скверное, о чем
я теперь жалею еще больше, чем о том, что затемнил и испортил дионисовские чаяния шопенгауэровскими формулами: то, что я вообще испортил себе грандиозную греческую
проблему, какой она тогда возникла передо мною, примесью
самых современных тем! Что я питал надежды там, где не
на что было надеяться, где всё слишком явственно предвещало конец! Что я на основании новейшей немецкой музыки начал выдумывать басни о «немецкой сущности», будто она именно тогда была готова открыть себя и вновь себя
найти, - и это в то самое время, когда немецкий дух, незадолго перед тем еще обладавший волей к господству над
Европой, силу руководить Европой, только что безусловно
и окончательно отрекся от властных притязаний и под помпезным предлогом основания империи совершил переход
к посредственности, к демократии и к «современным идеям»! Действительно, за это время я научился достаточно
безнадежно и беспощадно мыслить об этой «немецкой сущности», а равным образом и о современной немецкой музыке
как насквозь романтической и самой негреческой из всех
возможных форм искусства; кроме того, как о перворазрядной губительнице нервов, вдвойне опасной у такого народа, который любит выпить и почитает неясность за добродетель, и притом в ее двойном качестве опьяняющего и
вместе с тем отуманивающего наркотика. - Однако, оставляя
в стороне все скороспелые надежды и ошибочные применения к ближайшей современности, которыми я тогда испортил себе свою первую книгу, - большой дионисовский
вопросительный знак, как он в ней поставлен, неизменно
остается в силе и по отношению к музыке: какова должна
быть музыка, которая уже была бы не романтического происхождения, подобно немецкой, - а дионисовского?..
18
Рождение трагедии
- Но, милостивый государь, что же такое романтика, если
Ваша книга не романтика? Можно ли довести фундаментальную ненависть к «настоящему», к «действительности»
и к «современным идеям» до более высокой степени, чем
это сделано в Вашей артистической метафизике, которая
скорее поверит в «ничто», скорее признает дьявола, чем
«настоящее»? Не раздаются ли басовые ноты гнева и радости уничтожения ниже всего Вашего искусства контрапунктического голосоведения, прельщающего уши слушателей, - бешеная решимость против всего, что есть «теперь»,
воля, которая не так уж далека от практического нигилизма
и как бы говорит: «Лучше уж, чтобы не было ничего истинного, чем допустить, что вы были правы, что ваша истина
настояла на своем!» Раскройте-ка уши и послушайте сами,
господин пессимист и боготворитель искусства, одно-единственное избранное место Вашей книги, то не лишенное
красноречия место об истребителях драконов, которое для
молодых ушей и сердец должно звучать так же двусмысленно, как игра пресловутого крысолова. Это ли не настоящий
и подлинный символ веры 1830 года под личиною пессимизма 1850-го? Ведь за ним уже прелюдирует и обычный романтический финал - разрыв, крушение, возвращение и падение ниц перед старой верой, перед все тем же старым Богом...
Да разве Ваша пессимистическая книга не есть сама образчик антиэллинства и романтизма, сама нечто «столь же опьяняющее, сколь и отуманивающее», во всяком случае наркотик, даже образец музыки, немецкой музыки? Но послушаем:
«Представим себе подрастающее поколение с этим бесстрашием взора, с этим героическим стремлением к неимоверному, представим себе смелую поступь этих истребителей
драконов, гордую смелость, с которой они поворачиваются
спиной ко всем этим внушающим расслабленность доктринам оптимизма, дабы целиком и полностью «жить с решительностью»: разве не представляется необходимым, чтобы трагический человек этой культуры, воспитывая себя для суровой и ужасной жизни, возжелал нового искусства, искусства
метафизического утешения, трагедии как предназначенной
ему Елены, и воскликнул вместе с Фаустом:
«Не должен разве я стремительною мощью
Единый вечный образ вызвать к жизни?»
Опыт самокритики
ig
«Разве не представляется необходимым?»... Нет, трижды
нет, о молодые романтики, это кг представляется таковым!
Но весьма вероятно, что делокончится именно этим, что
а посему и не стоят нашей привязанности: в этом состоит
трагический дух - а потому он ведет к отречению». О, со сколь
иными речами обращался ко мне Дионис! О, как далек был
от меня именно в то время весь этот дух отречения! - Но
есть в книге еще нечто значительно более скверное, о чем
я теперь жалею еще больше, чем о том, что затемнил и испортил дионисовские чаяния шопенгауэровскими формулами: то, что я вообще испортил себе грандиозную греческую
проблему, какой она тогда возникла передо мною, примесью
самых современных тем! Что я питал надежды там, где не
на что было надеяться, где всё слишком явственно предвещало конец! Что я на основании новейшей немецкой музыки начал выдумывать басни о «немецкой сущности», будто она именно тогда была готова открыть себя и вновь себя
найти, - и это в то самое время, когда немецкий дух, незадолго перед тем еще обладавший волей к господству над
Европой, силу руководить Европой, только что безусловно
и окончательно отрекся от властных притязаний и под помпезным предлогом основания империи совершил переход
к посредственности, к демократии и к «современным идеям»! Действительно, за это время я научился достаточно
безнадежно и беспощадно мыслить об этой «немецкой сущности», а равным образом и о современной немецкой музыке
как насквозь романтической и самой негреческой из всех
возможных форм искусства; кроме того, как о перворазрядной губительнице нервов, вдвойне опасной у такого народа, который любит выпить и почитает неясность за добродетель, и притом в ее двойном качестве опьяняющего и
вместе с тем отуманивающего наркотика. - Однако, оставляя
в стороне все скороспелые надежды и ошибочные применения к ближайшей современности, которыми я тогда испортил себе свою первую книгу, - большой дионисовский
вопросительный знак, как он в ней поставлен, неизменно
остается в силе и по отношению к музыке: какова должна
быть музыка, которая уже была бы не романтического происхождения, подобно немецкой, - а дионисовского?..
18
Рождение трагедии
- Но, милостивый государь, что же такое романтика, если
Ваша книга не романтика? Можно ли довести фундаментальную ненависть к «настоящему», к «действительности»
и к «современным идеям» до более высокой степени, чем
это сделано в Вашей артистической метафизике, которая
скорее поверит в «ничто», скорее признает дьявола, чем
«настоящее»? Не раздаются ли басовые ноты гнева и радости уничтожения ниже всего Вашего искусства контрапунктического голосоведения, прельщающего уши слушателей, - бешеная решимость против всего, что есть «теперь»,
воля, которая не так уж далека от практического нигилизма
и как бы говорит: «Лучше уж, чтобы не было ничего истинного, чем допустить, что вы были правы, что ваша истина
настояла на своем!» Раскройте-ка уши и послушайте сами,
господин пессимист и боготворитель искусства, одно-единственное избранное место Вашей книги, то не лишенное
красноречия место об истребителях драконов, которое для
молодых ушей и сердец должно звучать так же двусмысленно, как игра пресловутого крысолова. Это ли не настоящий
и подлинный символ веры 1830 года под личиною пессимизма 1850-го? Ведь за ним уже прелюдирует и обычный романтический финал - разрыв, крушение, возвращение и падение ниц перед старой верой, перед все тем же старым Богом...
Да разве Ваша пессимистическая книга не есть сама образчик антиэллинства и романтизма, сама нечто «столь же опьяняющее, сколь и отуманивающее», во всяком случае наркотик, даже образец музыки, немецкой музыки? Но послушаем:
«Представим себе подрастающее поколение с этим бесстрашием взора, с этим героическим стремлением к неимоверному, представим себе смелую поступь этих истребителей
драконов, гордую смелость, с которой они поворачиваются
спиной ко всем этим внушающим расслабленность доктринам оптимизма, дабы целиком и полностью «жить с решительностью»: разве не представляется необходимым, чтобы трагический человек этой культуры, воспитывая себя для суровой и ужасной жизни, возжелал нового искусства, искусства
метафизического утешения, трагедии как предназначенной
ему Елены, и воскликнул вместе с Фаустом:
«Не должен разве я стремительною мощью
Единый вечный образ вызвать к жизни?»
Опыт самокритики
ig
«Разве не представляется необходимым?»... Нет, трижды
нет, о молодые романтики, это кг представляется таковым!
Но весьма вероятно, что делокончится именно этим, что