Читаем онлайн «Кортик фон Шираха» 2 cтраница

двинулся к дому, по дороге размышляя о деле и обдумывая предстоящий разговор с генералом. Сверкая глазами современных тройных стеклопакетов, мимо проплывали нарядные отреставрированные фасады старых доходных домов. В одном из таких Артем вчера провел полдня, допрашивая своего подзащитного с браслетом домашнего ареста на ноге.

– А ведь она слала сообщения, как и прежде: «Милый Миша», «Добрый Миша…», – всхлипывал, вспоминая подробности, Андреев. – Как всегда просила денег на мелкие расходы… Я же сам настоял, чтобы они поехали с дочерью в Монако на все лето… А как в Монако без денег? Не то это место…

Михаил Андреев был вполне состоявшимся и состоятельным господином, работавшим в банке всю жизнь. И вот надо же, удивил господ полицейских, явившись с повинной. Убийство.

Артем живо себе представил, как отвисли челюсти у стражей порядка в местном отделении полиции, когда Андреев пришел сам, в домашней рубашке и тапках, аккуратно положив перед дежурным завернутый в пакет кинжал, на окровавленном лезвии которого отчетливо читалась надпись готическим шрифтом «Blut und Ehre»^[1].

Весьма странное увлечение для банкира – коллекционирование холодного оружия Третьего рейха – было предметом колкостей коллег. Но Андреев спокойно относился и к шуткам, и к подозрениям в почитании нацизма, ибо клинки собирал исключительно из интереса к истории, немецкий период которой с 1933 по 1945 год остался мало изученным в его советском образовании.

Кортик с надписью «Кровь и честь» был оружием командного состава молодежного союза «Гитлерюгенд», которым руководил имперский лидер молодежи рейхсюгендфюрер Бальдур фон Ширах. Никакого значения в выборе орудия преступления ни надпись, ни нацистские символы на рукоятке не имели. Просто этот предмет коллекционер Андреев только что удачно купил в антикварной лавке на Арбате, место в коллекции он еще не занял, лежал в портфеле в том же самом пакете, в котором потом окровавленным и был доставлен в отделение.

– В самом последнем смс написала: «Сожалеем, что ты не с нами…» Где уж тут догадаться, что с ее приездом вон что… – Андреев вздохнул. – Об этом генерале-любовничке я только слыхал от жены, где-то давно с ним познакомилась. Сам я с Майоровым разговаривал раз в жизни на какой-то выставке, уж не помню, что меня туда занесло… Или его… В квартире у себя я его никогда не видел, и вообще все, что тянулось между Майоровым и моей женой около трех лет, было скрыто, так что об этом генерале я думал столько же, как о всяком прохожем на Арбате…

Андреев тогда замолчал, уставился в окно своей дорогой московской квартиры, машинально наклонившись к электронному браслету на ноге, почесал щиколотку.

Каховский благодарил Бога, что ему, адвокату, не нужно выстаивать очереди в СИЗО для встречи с «пациентом» под домашним арестом, а всего-то пройтись по свежему воздуху арбатских переулков. Они с Андреевым были соседями, жили в параллельных домах.

– Жена приехала, и…? – попытался Артем вернуть Андреева к рассказу.

– Да… Извините. Жена приехала. Знаете, одна изумительно циничная подробность: в первую же ночь она мне отдалась. Не выполнила супружескую обязанность, а именно отдалась. Вы в курсе, как это бывает?

Артем понимающе улыбнулся.

– Хотя сказала, что заболела. Да и по прилете не выглядела совсем здоровой, – продолжил приободренный улыбкой собеседника Андреев. – Непременно требовала ласки! Этого поступка я не пойму… В самом деле. Где логика? Ведь это новое и последнее сближение со мной неминуемо должно было удвоить мою будущую ревность после ее признания. Она, вероятно, думала, что после секса «её Миша» будет добрее? Действительно, на следующее утро, за завтраком, развязно так посмеиваясь, вдруг брякнула:

– А знаешь? Я выхожу замуж за генерала Майорова…

– В этом непостижимость женской души, Михаил, – предположил Артем. – Она так прощалась. На прощание сделала подарок.

Андреев хмыкнул.

– Ну, в ее понимании – подарок, – попытался разъяснить мысль Артем. – Женщины – романтики. Даже разрыв отношений должен быть обставлен красочно, ужин, свечи, секс и расставание… такое романтичное… Чтоб потом вспомнить, как было красиво.

– Очень красиво вышло, ага, – грустно сказал Андреев, качая головой. – Нереальная красота!

– Ну, перестаньте, Михаил, – адвокат снова попытался развернуть Андреева от эмоций к делу. – Если после этих слов вы схватились за нож, то присяжные могут не поверить в аффект. А мы решили, что это наша позиция. Вы действовали в состоянии аффекта.

Андреев как-то странно посмотрел на Каховского. Взгляд остекленел, зрачки сузились.

– Не после этих слов, конечно, – выдавил из себя. – Она сказала что-то про высокое положение в обществе, которое ей даст статус генеральши; про возможность, наконец, утереть нос своим подругам, какой-то еще бред… Последнее, что помню, это слова: «Если попытаешься помешать, я тебя уничтожу!»

– Ну, это почти угроза, Михаил, –