Артур Гедеон
Лилит. Кукла из вечной тьмы
© Гедеон А., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Романы Артура Гедеона из серии «Черные лебеди» – мистические триллеры с исторической подоплекой, где переплетаются реальность и потусторонний мир, оживают потаенные страхи, а городские легенды и старинные предания находят новое воплощение в наши дни.
* * *
Пролог
В скромной прибранной комнате срубового дома четко цокали часы. Уверенно, привычно, ладно. За мутным стеклом серебрился потертый циферблат с черными стрелками, и медный маятник привычно качался из стороны в сторону. Этот перестук хозяин дома знал с детства и мальчиком подолгу и завороженно слушал. «Цок-цок, – неторопливо щелкал механизм, – цок-цок…» Он заводил часы каждую неделю, как наказала перед смертью родная бабка Чернуха – деревенская колдунья, знавшая тайные врата из мира живых в мир мертвых. Жрица богини Мары. Если бы он тогда, юнцом, не пришел к ней и не попросил о великом чуде, может быть, и жизнь сложилась иначе. И не было бы того кошмара, в который он сам безоглядно отправил себя. В оковы, в путы, в жалящие вериги. Но он любил со всей юношеской страстью ту женщину, страдал и страшился потерять ее навсегда, потому и выпросил! И выполнил все заветы бабки. Все отчитал у смертного ложа. Все черные молитвы. «Цок-цок, – безучастно чеканил механизм, – цок-цок…» А насчет этих часов бабка Чернуха перед смертью дала наказ: «Ты, Саввушка, заводи их, не забывай, – сказала она. – Пока они ходят, и дом этот жив…»
– Ну что, сокровище ты мое? Вырвалась на волю, похулиганила?
Худой и высокий, в рабочем халате, заляпанном краской, с копной седых волос, он держал в руках удивительной красоты рыжеволосую куклу с яркими зелеными глазами. Такими живыми, какие не у каждого человека бывают. И платье на ней было бордовое с золотом – под стать принцессе. Сам ее сотворил, собственными руками, своей душой, исстрадавшимся сердцем. Горели зеленые глаза и смотрели на него – зло смотрели!
– А теперь опять в шкатулочку пора, так-то. Ну и дура ты, ах, дура, – сокрушенно покачал головой старик. – Все по-своему решила, да? Детектива того, тоже дурака, с ума свела. И еще с пяток богачей-недоумков. Понимаю. С таким-то телом роскошным – подобрала ведь! – и таким норовом. – Говорил он с расстановкой, но монолог его звучал так, будто вел он самый живой диалог. – Дала ты мне его полюбить на старости лет, тело свое, сжалилась, а потом перешагнула через меня, когда я на полу корчился. Помнишь, в той гостинице, в городке нашем? А-я-яй! – У него вырвался сухой смешок. – То, что я у тебя это тело отнял, извини. Нечего было меня ломать. Мучить старика. Потому что иное обещала – и я ждал этого, всю жизнь ждал! – Теперь уже в его глазах вспыхнул гнев. – Душегубствовал ради тебя! И свою душу за тебя продал. А ты, подлюка?! Всегда норовистая была! Еще девчонкой! И лгуньей была! И потаскухой! – Старик зло и весело покачал головой: – Ой, какой ты была потаскухой! – Он прищурил один глаз. – Что говоришь? Ненавидишь меня? Да неужели? Ну и ненавидь, голубка, твоя воля. – Его гнев уходил также быстро. – Теперь с этой ненавистью належишься в шкатулочке – между небом и землей. В саване будешь лежать, как покойница. Только огонек и будет тлеть в твоей груди, – с улыбкой кивнул он, – еще как будет! Ну и пусть себе тлеет, пусть. Ты теперь мучайся – твоя очередь…
На столе была приготовлена старая тонкая скатерка.
– Ложись-ка сюда, – укладывая куклу, проговорил он. – Вот так, поудобнее…
Он нянчился с ней как с малым ребенком, а если бы кто услышал этот странный монолог да потрудился рассмотреть глаза старика, то поскорее отступил бы, шажок за шажком, спиной, и ушел бы восвояси. Все это выглядело чистым безумием, и старик смотрелся сумасшедшим. Он будто хоронил заживо ту, которую любил и ненавидел одновременно.
Впрочем, так оно и было.
Заглянув еще разок в зеленые глаза, старик бережно запеленал куклу в скатерку и оставил на столе. Затем подошел к старинному платяному шкафу, потянулся и достал с его верха большой древний чемодан, перехваченный обручами, с коваными железными углами.
– А вот и твой саркофаг, милая, – усмехнулся старик, положил чемодан на тот же стол, рядышком, и открыл его.
В чемодане была противоударная поролоновая форма. Старик присмотрелся, пошарил рукой и вытащил со дна ключик. Аккуратно поместил в форму завернутую в скатерку куклу.
– Поудобнее ложись,
