Станислав ВТОРУШИН
КОНВОЙ
1
Медицинская сестра лишь назвалась, а Иван Спиридонович уже все понял и почувствовал, как дрогнуло сердце и перехватило дыхание. Едва шевеля непослушным языком, он глухо выдавил только одно слово:
— Когда?
— Только что повезли в морг, — сказала сестра.
У Ивана Спиридоновича затряслись ноги, он сел на стул, тяжело опустив на колени руку с телефонной трубкой. Мир рухнул. Все, к чему стремился многие годы, стало ненужным. Словно из-под него выдернули опору, и он, шаря слепыми руками, пытался схватиться за стену, вдоль которой скользил. Да так, собственно, и было. Варя всю жизнь была его единственной надежной опорой. Втянув голову в плечи и сразу став маленьким и одряхлевшим, он сидел на стуле, словно человек, выброшенный после кораблекрушения на необитаемый остров. Жить остался, но от этого легче не стало.
В телефонной трубке все еще раздавались короткие гудки. Иван Спиридонович скосил глаза на колени и положил трубку на телефонный аппарат. Растерянным взглядом обвел комнату. Каждая вещь в ней напоминала о Варе. У порога стояли ее туфли, на спинке стула висела кофточка. Направляясь в больницу, она рассчитывала до обеда вернуться домой, а оказалось, что ушла навсегда. После врачебного осмотра Варю сразу уложили в палату и начали готовить к операции. У нее обнаружили сильное желудочное кровотечение.
Все эти дни Иван Спиридонович навещал ее утром и вечером. Последний раз был вчера, сразу после операции. Варя едва шевелила губами, пытаясь говорить. Губы у нее были синие и неживые, словно чужие. Но он разобрал все слова. Варя спрашивала о дочери. Та тоже лежала в больнице со сломанной ногой. Он солгал, сказав, что Маша выписалась и чувствует себя нормально. Ниоткуда она не выписалась и на похороны матери приехать не сможет. «За что же мне все это под самый конец жизни? — с безысходным отчаянием думал Иван Спиридонович. — За что?..»
В Рудногорск они с Варей приехали сразу после войны. Иван Спиридонович, только что выписавшийся из госпиталя, был еще плох, и шофер ЗИС-5, возивший уголь со станции в город, взял его с собой в кабину. Варе вместе с другими пассажирами пришлось ехать в кузове прямо на угле. Автобусов тогда не было и в помине. Каждый подстелил под себя что мог, но когда добрались до города, все пассажиры походили на шахтеров, поднявшихся из забоя. У Вари белыми остались только зубы да белки глаз. Иван Спиридонович рассмеялся, увидев ее, а она, обидевшись, сказала:
— Хотела бы я посмотреть на тебя после того, как ты проехал на этом угле сорок пять километров.
Такой измазанной она и появилась перед младшим братом Ивана Спиридоновича — Митей. Тот пришел с фронта два месяца назад, но уже начал обживаться в своем доме. Поправил забор, отремонтировал крыльцо и баню, подновил крышу на повети. Митя, в отличие от старшего брата, всегда с удовольствием занимался хозяйственными делами. За годы войны он соскучился по ним и сейчас все делал с особой радостью и тщанием.
Митя ждал брата. Иван Спиридонович еще из госпиталя написал ему, что, как только поправится, сразу поедет в Рудногорск. Больше ехать было некуда. Да, откровенно говоря, и не хотелось. Даже в огромной стране у каждого человека есть уголок, дороже которого нет на свете. Душа Ивана Спиридоновича рвалась на родину. К сопкам, которые исходил своими ногами вдоль и поперек, к синеватой, убегающей в бесконечность, тайге, к неоглядным просторам. Когда машина подъезжала к городу, он почувствовал, как перехватывает дыхание и начинает пощипывать в сухих глазах. За четыре года войны ему ни разу не удалось увидеть гор. Его полк воевал то в снегах Подмосковья, то в болотах Белоруссии, а в конце войны перед самым ранением — на равнинах Польши. И сейчас при одном взгляде на сопки заходилось сердце.
Они уже порыжели от жаркого солнца, но в ложбинах и под скалами ярко зеленели кусты собачника и непролазного бело-розового шиповника, источавшего одуряющий пряный аромат. Все эти сопки Иван Спиридонович облазил еще пацаном и знал на них каждый ключ, каждый куст черемухи.
Митя был чем-то занят в ограде, когда Иван Спиридонович с Варей подходили к дому. Увидев их, он кинулся навстречу, схватил брата в объятия, пытаясь стиснуть, но Иван Спиридонович тихо охнул и Митя разжал руки.
— Извини, братка, забыл, что ты у нас хворый, — сказал Митя и повернулся к Варе.
Она стояла в стороне, опустив на землю вещевой мешок. На ней была солдатская гимнастерка, зеленая солдатская юбка и коричневые парусиновые туфли на низком каблуке. Лицо Вари, ее руки и ноги были черными. Митя сразу догадался, что она ехала в кузове на угле и, торопливо поздоровавшись, сказал:
— Сейчас истоплю баню, и приведете себя в порядок.
Пока Иван Спиридонович с Варей мылись, в доме был накрыт стол, посередине его на чистой скатерти стояла заткнутая белой тряпочкой бутылка самогонки, в тарелках — вареные яйца, картошка, огурцы. За столом Митя, сияя 