Григорий Гибивич Ходжер
Эморон-озеро
Посвящаю моей учительнице
Капитолине Павловне Ходжер (Худановой).
Автор
ГЛАВА I
В это утро в стойбище Эморон люди проснулись как обычно, до восхода солнца. То и дело утреннюю безмолвную тишину нарушали скрип старых ржавых дверных петель, плеск отливаемой из оморочки дождевой воды, разговор отъезжающих за дровами женщин, заглушаемый повизгиванием уключин.
— Даояка, ты слышала новость? Вечером к нам приехала русская женщина.
— Зачем приехала?
— Говорят, детей будет грамоте обучать.
— Дарами, ты сама видела ее? Какая она из себя? Я никогда раньше не видела русскую женщину.
— Приезжую и я не видела. Несколько лет назад, когда я жила на Амуре, встречалась с русскими женщинами. Никогда не забуду одну, ох и толстая и большая была она! Тебя, меня, Бодери обвязать крепко веревкой, тогда только мы с ней сравнимся.
— О-е-е-е...
— Но добрая женщина была.
А на берегу, свесив ноги с лодок, уже сидели мальчики с длинными удилищами в руках. Они не обращали внимания на возню мужчин и женщин возле лодок и оморочек, мир для них в это время сузился до крохотного кусочка коры бархатного дерева, безмятежно плавающего на поверхности воды.
Из-за дальних синих сопок появился краешек солнца, и тут как бы, сговорившись, одновременно запели в кустах и в тальниках разноголосые птицы.
— Кирба, у меня черви кончились, — сказал один из мальчиков.
— У меня тоже кончились.
— Говорил я вчера, давай копать, — проворчал недовольным голосом третий мальчик.
Свернув удочки, мальчики пошли на край стойбища. Когда проходили мимо последнего дома, Кирба подкрался к окну и прильнул к стеклу.
— Спят еще, — сообщил он, вернувшись к друзьям. — Две женщины и ребенок. Если бы был мужчина, он не позволил бы так долго спать. Верно, Китони?
— Плохо, когда долго спят, — ответил Китони. — Они же люди. Разве можно человеку просыпаться позже зверей и птиц?
— Может, все русские так долго спят? — предположил третий мальчик.
— Тоже скажешь, Тэхэ! Они просто устали с дороги, потому так долго спят, — возразил Китони.
А учительница Клавдия Прохоровна сладко спала, даже не подозревая, что про нее говорят чуть ли не все жители стойбища Эморон. Она видела во сне золотую птичку, примостившуюся на солнечном лучике, и наслаждалась ее чудесной песней. Вытянув тоненькую шею, задрав клювик вверх, птичка пела, не обращая внимания на слушательницу.
Но вот вздрогнули веки молодой женщины, открылись глаза. С минуту она лежала неподвижно, потом приподнялась, прислушалась.
— Поет, — прошептала она. — Наяву поет. Какая она?
Клавдия Прохоровна тихо поднялась, чтобы не разбудить сына и мать, и на цыпочках подошла к окну. Прямо перед окном рос удивительный кустарник; прутья его были красные-красные, как свежая кровь, а небольшие зеленые кругленькие листочки трепетали под легким утренним ветерком. На этом странном кустарнике, среди густой листвы, сидела певунья. Она смотрела на восток и будто хотела поймать лучи солнца, которые пробивались, как сквозь густое сито, через тальниковую рощу. Вот тонкий пучок лучей скользнул по тенетам, где на каждой ниточке, как хрустальные бусинки, висели сотни росинок. Тенета вспыхнули мириадами разноцветных огней, переливаясь ослепительными искорками. И внезапно Клавдия Прохоровна поняла, о чем пела птаха: певунья радостной песней встречала грядущий день, пела гимн солнцу, голубому небу. Вдруг птичка сорвалась с места, перелетела на самый высокий тальник и, освещенная щедрым солнцем, стала золотой. Она запела еще громче, еще радостнее. Вслед за ней, как по сигналу, опять застрекотала, залилась песней вся роща.
Молодая женщина не могла усидеть в тёмной, душной фанзе, накинула халатик на плечи и тихо вышла на улицу. Утро восхитило ее. Каждый листочек, каждый прутик на кустарниках и на деревьях блестел чистотой, вымытый вчерашним дождем. У низкорослых кустарников листочки шаловливо качались, и Клавдии Прохоровне казалось, что перед ней стоят малыши и вертят в руках конфетки и пряники, пританцовывая: «На, попробуй, отбери. Все равно не возьмешь!»
Клавдия Прохоровна, улыбаясь шалунишкам, пошла дальше, оставляя на мокром песке большие следы, присыпанные вывернутым из-под низу сухим песком. Свежий утренний воздух, насыщенный ароматом трав и цветов, приятно щекотал ноздри, и молодая женщина дышала полной грудью. Вокруг без умолку пели птицы. Вспугнутые Клавдией Прохоровной, они перелетали на соседние тальники, и молодой женщине казалось, что вся роща наполнена ими. А черная дождевая туча, вчера вечером укрывшая всю землю, сегодня нехотя, медленно отходила на северо-запад, освобождая все большую часть неба для солнечного света; будто кто-то могучей рукой, взяв за края, стаскивал с голубого неба серый полог.
Клавдия Прохоровна все дальше и дальше углублялась в кустарник; туфли на ногах
