Мордовцев Даниил Лукич.

МОРДОВЦЕВ Даниил Лукич
- беллетрист, публицист, историк. Долго служил в провинции и Петербурге по министерствам внутренних дел и путей сообщения. Свое знакомство с официальными документами неоднократно использовал для статей в либеральной и радикальной прессе; это послужило причиной ряда "служебных неприятностей" для Мордовцева, дослужившегося впрочем до чина действительного статского советника. Свою лит-ую деятельность начал с поэмы на украинском языке. Сотрудничал в журн. "Русское слово", "Отечественные записки", "Дело", "Русский вестник" и др.
Мировоззрение М. в пору его расцвета как историка и публициста представляет собой весьма путанную смесь умеренного народничества, "славянских" симпатий и украинского национализма, идеализации русского прошлого в его "народном" творчестве ("Калики перехожие", "Понизовая вольница", русский и особенно украинский фольклор).
Для М. характерна прежде всего тематика его исторических работ, описание жизни народной массы, ее волнений и протестов. На фоне традиционных для официальных историков описаний "подвигов" и "мудрых" начинаний царей, вельмож и полководцев исследования М. безусловно были фактом прогрессивным; сходная же с костомаровской полубеллетристическая манера М. обеспечивала ему успех у широкого читателя. Главное произведение М. - роман "Знамения времени" - пользовалось чрезвычайной известностью. Цензура 70-х и 80-х гг. сопричислила его к "опасным" в политическом отношении книгам и изъяла из библиотек. Социальный смысл романа, его классовые тенденции истолковывались критикой в диаметрально противоположных направлениях: одни (напр. А. Богданович) считали его реальным отображением народнических настроений 70-х гг., другие (напр. А. Мартынов) связывали направленность романа с идеями одной только наиболее аполитичной части народничества, именно с чайковцами, наконец третьи начисто отрицали какие бы то ни было связи М. с народничеством, утверждая, что роман опошлил молодежь этого "героического времени". Последнее мнение нам кажется наиболее близким к истине. Герои М. отрекаются от "однобоких" идеалов Чернышевского, они утверждают, что "Рахметовы устарели". "Мы, - говорит один из персонажей романа, - идем в народ не с прокламациями, как делали наши юные и неопытные предшественники в 60-х гг., мы идем не бунты затевать, не волновать народ и не учить, а учиться у него терпению, молотьбе и косьбе... мы уже не дети: мы не верим ни в благотворность французских и испанских революций, ни в благодетельность удобрения земли человеческой кровью. История научила нас не верить этим пустякам... Мы просто идем слиться с народом: мы бросаем себя в землю, как бросают зерно, чтобы зерно это взошло и уродило от сам-пять до сам-сто". Бросающийся в глаза аполитизм этой характеристики не имеет ничего общего с революционным народничеством. Мы не найдем в "Знамениях времени" и типичной для последнего идеализации общины. Герои М. полны раздражения против коммунизма и фурьеризма - "старых пошлых слов", против "бабьих, детских утопий". Ставка на культурничество, связанная с резким отрицанием М. революции как "крови", резко отделяет М. от просветителей 60-х годов, показывая его как представителя той части городской мелкой буржуазии 70-х гг., которая отходила от революционно-демократической интеллигенции, временным попутчиком к-рой она раньше являлась. Эта точка зрения проведена в "Знамениях времени" недостаточно рельефно; роману свойственна сюжетная рыхлость, малое правдоподобие характеров и т. п.
Необычайно плодовитый писатель, М. был чрезвычайно популярен как исторический беллетрист. Его перу принадлежат несколько десятков романов из русской, украинской и древней истории. Изображение действительности уступает здесь место длинным и нудным рассуждениям о ней. Интрига романов Мордовцева чаще всего трафаретна, построена на развитии любовных отношений. Идеология этих произведений меняется на протяжении долгой лит-ой деятельности автора. В "Идеалистах и реалистах" Мордовцев явно сочувствует борцам против петровской политики, жестокой, разоряющей и оскорбляющей народ. В романе же "Державный плотник" М. явно идеализирует Петра. В лучших и более ранних исторических романах М. отразились народнические симпатии к демократической борьбе масс против русского феодализма и буржуазии, связанной с царскими монополиями, крупным землевладением и опиравшейся на дворянство. В этом аспекте М. изобразил разинщину в романе "За чьи грехи" и раскол в "Великом расколе".
Под конец жизни М. писал уже совершенно посредственные романы, печатая их в суворинском "Историческом вестнике" и в еще более сомнительных органах печати, вплоть до "Ведомостей С.-Петербургского градоначальства". Все это не мешало М. пользоваться популярностью у тогдашнего массового читателя и издавать не раз собрания своих сочинений, впрочем далеко не полные.