Читаем онлайн «Идеалист» 3 cтраница

печени.

Столь важное заявление заставило Илью открыть глаза и сконцентрировать свое изумление на переносице говорившей, и только новый разговор спас бедную женщину от испепеляющей радиации его взгляда.

— А куда податься? Поволок ее к Бубновому, а там уже Тамарка с Утробой, поддавшие…

С бесстыжей любознательностью натуралиста, мгновенно забыв про свою прекрасную, но слишком холодную Гносеологию, Илья набросился на новую жертву своего любопытства. Это были трое парней с равнодушно-снисходительными физиономиями и лениво блуждавшими глазами.

— …Послал Бубнового взять две банки водяры и чего-нибудь пожевать. Ну, пока он ходил, моя расхныкалась, «куда ты меня привел?..»

Ловко маскируя свои движения под толчки и покачивания вагона, Илья подкрадывался к говорившим как кошка к пьющему воробью. При этом он старался не только приблизиться как можно ближе, но и повернуться зачем-то правым ухом.

— Короче, начала из себя…корчить. Пришлось слегка успокоить. Потом стакашку хватанула, и все пошло путем…

— А что Бубновый? — спросил один из приятелей.

— А что ему! Два стакана выжрал и размяк, скот.

— Да, слушай, Боб передавал, чтобы ты манки вернул.

— Скажи своему Бобу, что он…, когда я ему предлагал… Выпрыгиваем, наша.

Парни выскочили, оставив едва не плачущего Илью: за несколько минут он выпал из взвешенного состояния трансцендентного мира в осадок реальности. Ему хотелось догнать их, уцепиться за рукав и спрашивать. Что значит: «поволок», «пошло путем», «успокоил», «банка водяры»? Он снова ничего не видел. Его воображение, изголодавшееся на метафизической диете, рисовало здоровенного парня, который тащит за волосы обмякшее тело девушки, втаскивает в автобус и швыряет на сиденье. Потом в замызганном притоне она плачет и гримасничает, а он вливает ей в рот водку; приходит Бубновый, похожий на червонного, и ставит на лавку два трехлитровых баллона, при этом утроба жирно радуется…

«Экий чурбан, интелли-х-ент! — в переводе на старомодный литературный язык воскликнете вы, — с Марса он, что ли, свалился? Не знает, что такое банка водяры! Да где он жил, учился? Вообще, таких сейчас не бывает».

Бывает, дорогой читатель, бывает. Мало, но бывает. Да вы и сами встречали — таких всегда затирают в метро и автобусах, а в магазинах просят говорить громче. Выловить такой экземпляр гораздо проще, чем поймать рыбешку в Москве-реке: надо только заглянуть в воскресный день (во время трансляции матча из Канады) в «ленинку». Только вот зачем это делать, стоит ли он вашего драгоценного внимания? Не знаю, не знаю… Не хочу навязывать вам своего мнения, напомню, однако, что от этих «яйцеголовых» вечно всякие неприятности происходят, хотя на вид они совершенно безобидны. Да и вымирают они у нас… Это, разумеется, не аргумент — мало ли всяких вымерло, но ведь жалко все-таки…

Нельзя, я думаю, не признать, что в ходе «величайшего социологического эксперимента» спор: «среда или наследственность?» был окончательно разрешен в пользу среды. Среда, а точнее, бытие определяет сознание. Неплохо иметь графские гены, если к ним в качестве бесплатного приложения прилагается легион нянек, швейцарско-франко-англо-немецких гувернеров и полный пожизненный пенсион — какие нежные и чудные растения порой произрастают на этой почве! И как бесплодны те же гены на скудной почве детских садов, пионерских отрядов и коммунальных квартир.

Илья Снегин не орал в смешанном хоре младенцев детских ясель № 874, не декламировал стихов «любимому вождю» в смешанном хоре детского садика № 1234, не жил интенсивной общественной жизнью коммунальной квартиры, но красный галстук носил с удовольствием и особенно гордился двумя нашивками на рукаве. Дитя военного и учительницы русской литературы (nota bene — русской литературы!) он вначале, как и положено, мечтал стать суворовцем и без сомнения стал бы им, если бы перед самым поступлением не искупался первого мая в горной речке. Он не потерял, однако, надежды стать военным, хотя и не танкистом, как отец (уж слишком приземленными казались ему танки), а летчиком, и готовился к военной карьере под жестким руководством отца. Он отлично учился, делал планеры и яхты, лепил приемники и играл в шахматы, закалял себя спортом и фотографировал, участвовал в кружках по математике и физике, читал Жюля Верна и Герберта Уэллса, как вдруг погиб его отец. Он с мамой и едва наметившимся братцем перебрались из Венгрии в Союз, где на целых два года Илья был отдан деду. Смешной, рассеянный дед занимался букашками и разными прочими насекомыми, однако имел шикарную библиотеку. Жизнь Вселенной — от муравьев до сверхновых звезд и океанских пучин — была в книжных шкафах со скрипучими застекленными дверцами. Не удивительно поэтому, что к девятому классу ужасно умные и всё-всё-знающие ученые вытеснили