Читаем онлайн «Тесные комнаты (СИ)» 2 cтраница

давить на него незачем, - резонно заметил доктор, закуривая одну из своих помятых черных сигарет, которые он дымил уже добрых лет сорок. - Повремени пока что-либо делать, Ванс. Часто это бывает лучшим средством решения проблемы. Большинства проблем. Постарайся не забивать себе всем этим голову. Это мой тебе совет.... Ну а Сидней, пусть он как-нибудь ко мне заглянет.... Скажи, чтобы приходил в любое время. Сам же пока даже не пытайся ничего предпринять. В любом случае, единственное что ты сейчас можешь, это просто дать ему почувствовать, что он по-прежнему твой брат...

- Не я ли навещал его за решеткой, - заговорил Ванс, словно оправдываясь. - Кто еще мотался бы к нему каждую неделю в такую чертову даль... А он мне и спасибо не сказал!... Только об одном и спрашивал, как там Гарет Уэйзи. (Так звали жившего по соседству юношу, который попал в серьезную аварию примерно в то же время самое, когда Сидней угодил в тюрьму).

- Но пойми Ванс, вернулся-то он к тебе!.. К тебе, а не к Гарету...

Ванс притих. Доктор Ульрик умел успокаивать собеседника, причем, он добивался этого не путем слов - говорил он мало - но тем, что сам всегда сохранял полную невозмутимость. Кроме того, он принял большинство родов на двадцать пять миль вокруг, и, возможно, в этот миг оба они мимолетом вспомнили, что и Ванса и брата тоже извлек на свет он.

По большому счету, для многих пациентов доктор Ульрик был ближе родного отца. Не в меру близок, как часто думал сам доктор. Пожалуй, это и было причиной его бессонниц.

Я через чур всем близок, громко вырвалось у него однажды, после лишнего стаканчика черничного вина, которое он сам делал у себя в подвале. К семидесяти годам лицо его стало чем-то напоминать дверь, наглухо заколоченную в покинутом доме. Глаза его оставались как раньше ясными, может быть даже яснее, чем прежде, зрачок все так же метал молнии, но в целом его лицо сделалось похожим на лицо человека, у которого больше не осталось никаких надежд и ожиданий. Его повседневная жизнь всецело состояла из врачебных забот, которыми он был поглощен так же, как утопающий видом берега. Он и в самом деле был нужен своим пациентам как воздух, а потому его самоотдача больным была для него не обязанностью, а жизненно важной необходимостью. И хотя его руки были уже слишком нетвердыми, чтобы принимать роды (а репутацию ему главным образом заслужило именно его акушерское умение) он все равно без устали трудился с утра до вечера, помогая больным и отчаявшимся. Окружавшие его дом поля, площадью много акров, он сдал в аренду фермерам, которые засеяли их кукурузой. В самом этом зрелище растущей кукурузы - летом все высоко вздымающей отяжелевшие от початков стебли, а осенью и зимой убранной золотыми снопами - было для него нечто особенное, отчего в душе его оно занимало почти такое же важное место, как его пациенты.

В середине августа доктор, бывало, забредал далеко в кукурузные поля и, казалось, слушал там, как качаются на ветру стебли.

В ночь, когда Сидней Де Лейкс застрелил Браена МакФи в таверне Извитый Кряж, доктор Ульрик едва взглянул на тело юноши, лежавшее в опилках на полу. Все его внимание было приковано к стрелявшему: выпрямившись во все свои шесть футов три дюйма роста, Сидней стоял, вжавшись спиной в стену, выгородив вперед грудь, чуть подняв вверх ладони и истекая ледяным потом, струившимся у него по лбу и верхней губе так обильно, как будто ему на голову лилось из водосточной трубы.

Доктор открыл сумку, велел застывшему с белыми губами бармену подать стакан воды, достал конвертик с порошком, и, отсыпав часть его содержимого в стакан и перемешав, силой влил это снадобье через стиснутые зубы новоиспеченного убийцы, который тут же уронил голову ему на руку, словно хотел ее поцеловать, а может и укусить. С того самого дня, доктор не видел Сиднея четыре года.

Двадцатилетний Браен МакФи наставил на Сиднея дуло и пригрозил спустить курок потому что он, предположительно, чем-то его оскорбил в разгаре ссоры, которая произошла у них в тот день на охоте, незадолго до того, как они оказались в таверне Извитый Кряж. Сид, который, разумеется, тоже был при оружии, выстрелил (как потом заявил его адвокат) не нарочно, или, по крайней мере, в целях самообороны, когда увидел, как Браен в него прицелился, и пуля попала юноше в левый глаз, убив его наповал.

На суде, на вопрос прокурора сожалеет ли он о содеянном, Сидней вначале ответил "нет, не сожалею", и адвокату пришлось потом сочинять его словам объяснение, ссылаясь на "эмоциональное потрясение" подзащитного, однако позже, на перекрестком допросе, у Сиднея вырвалось иное признание: "Он месяцами меня преследовал, донимал, выматывал душу... Мне не жалко, что все это уже позади... но я всем сердцем... был привязан к Браену МакФи...". (Это заявление он тоже сделал неожиданно для адвоката и без всякого на то совета.)

Еще больше осложнив свое положение, Сидней