Читаем онлайн «Крысы и правящее море» 2 cтраница

несколько человек, желавших ему смерти, и еще один человек, который желал смерти всем и мог запросто исполнить свое желание. Гости молча глядели на него. Жрец в красном одеянии жестом приказал: Пей. Сама Таша оглянулась с того места, где стояла на коленях на возвышении, рядом с мужчиной, который думал, что через мгновение женится.

Таша сияла. Шестнадцать; золотистые волосы, щедро украшенные орхидеями и кружевами; серое прозрачное платье, текучее, словно ртуть; серебряное ожерелье, невинно висящее на шее. Губы, которые он целовал прошлой ночью, были выкрашены в темно-вишневый цвет. Пудра скрыла рубцы на ее шее.

Он все еще мог остановить это. Он мог бы грохнуть эту чашку о пол. Он знал слова Ложь! и Предательство! на двадцати языках; он мог бы рассказать им всем, как их обманули. Но он не мог просто пожелать, чтобы ожерелье исчезло. Таша все еще оглядывалась через плечо, и, хотя половина крови в молоке принадлежала ей, Пазел знал, что она ему говорит. Это должно произойти, ты знаешь, что произойдет. Все остальные двери заперты.

Он поднял чашку. Горячее молоко обожгло язык. Он стиснул зубы, проглотил и передал чашку дальше.

Жрецы возобновили пение:

— Мы пьем за Великий Мир. Мы пьем и становимся одной семьей. Мы пьем, и наши судьбы смешиваются, чтобы никогда больше не развязаться...

Рука Пазела скользнула в карман. Там лежала свернутая лента из голубого шелка со словами, вышитыми тонкой золотой нитью: «В МИР НЕВЕДОМЫЙ ОТПРАВЛЯЕШЬСЯ ТЫ, И ЛЮБОВЬ ОДНА СОХРАНИТ ТЯ». Благословение-Лента, подарок от старух, которые управляли школой Таши в Этерхорде. Он будет должен привязать ленту к ее запястью.

Пазел представил себе старую женщину — сгорбленную, морщинистую, почти слепую — вышивающую эти витиеватые буквы при свете лампы. Одна из тысяч тех, кто работал ради этого дня, Договор-Дня, дня, когда закончится четырехвековая война. За пределами святилища — толпа; за толпой — остров; за островом — мир, ожидающий, затаивший дыхание. Он посмотрел на лица вокруг себя: великие лорды и леди Алифроса, правители земель, городов и королевств, освещенные светом свечей. Как выразился Герцил? Одержимые мечтой. Мечтой о мире, мечтой о мирной жизни, в которой им не нужно проливать свою кровь. Это хорошая мечта, но она их убьет. Они гнались за ней и, как лунатики, бежали к обрыву.

В задней части святилища стоял человек, который сделал все, чтобы это произошло. Упитанный торговец с мягким мальчишеским лицом. Невинное лицо, почти забавное. Пока он не смотрел на тебя с определенным намерением и не показывал чародея внутри: древнего, злобного и безумного.

Его звали Арунис. Пазел чувствовал, что Арунис наблюдает за ним, даже сейчас. Но когда он поднял глаза, то обнаружил, что вместо этого смотрит на отца Таши. Адмирал сидел, мрачный и одеревенелый, старый солдат, который знал, что значит долг, но глаза, устремленные на Пазела, умоляли. Я доверял тебе, до этого мгновения. Как ты спасешь моего ребенка?

Пазел не мог встретиться с ним взглядом. Вам никогда не понять, адмирал. А если бы вы поняли, то попытались бы остановить нас, и никто бы не спасся. Короли, крестьяне, враги, друзья: Арунис вел их всех к этому утесу. И они упадут с края — со своими мечтами и своими детьми, своими улыбками, песнями и воспоминаниями, своими историями и своими богами. В скором времени, самое большее через год или два, если только он не позволит Таше умереть.

Так что Пазел стоял неподвижно, беззвучно крича, а кубок переходил из рук в руки. Наконец он вернулся к жрецу в красном одеянии, стоящему перед Ташей и ее женихом. Жрец откашлялся и улыбнулся.

— Итак, возлюбленный принц, — сказал он, — что вы заявляете?

Принц нежно взял Ташу за руку. Но прежде чем он успел заговорить, она грубо отстранила его. Послышались вздохи. Принц, потрясенный, поднял глаза.

— Ваше высочество, простите меня, — пробормотала Таша, запинаясь. — Я не могу выйти за вас замуж. Этот брак — пре...

У последнего слова не было никаких шансов. Серебряное ожерелье под ее платьем шевельнулось, как змея, и Таша поднялась, слегка задыхаясь, вцепившись в него, не в силах даже закричать. Дикие глаза, лицо цвета синяка. Пазел выкрикнул ее имя и прыгнул, чтобы подхватить ее, когда она падала. Голоса взорвались вокруг него, голоса ее отца, жрецов и еще трех сотен. Колдовство, сними это с нее, отрежь это, девочка умрет. Герцил был рядом с ним, Арунис пробивался вперед; старший жрец размахивал ножом и кричал: Предательство, предательство, если она умрет, мир умрет вместе с ней.

Таша брыкалась, размахивала руками и выгибала спину в агонии. Но Пазел знал, что смерть была ответом; смерть была единственной дверью, оставшейся незапертой, и поэтому он держал Ташу крепче, чем когда-либо в жизни, пока тысячи людей, собравшихся у святилища, передавали слух и возносили вопль к небесам. Он держал ее, принимал ее удары и говорил ей кое-что из