Читаем онлайн «Сказка» 3 cтраница

своим портфелем, и мама наливала ему выпить — обычно это был мартини, один бокал. Себе она делала такой же. Вечером, когда мы смотрели телевизор, он мог выпить пару бутылок пива, не больше.

После проклятого моста все изменилось. Он был пьян после похорон (в стельку), пьян на Рождество и в канун Нового года (который, как я узнал позже, такие, как он, называют «любительским вечером»). Недели и месяцы после того, как мы потеряли ее, он напивался почти каждый день. Чаще всего дома. Он по-прежнему не ходил по вечерам в бары («Там слишком много таких придурков, как я», — сказал он однажды), и по-прежнему никогда не поднимал на меня руку, но степень опьянения уже не контролировал. Теперь я это знаю, а тогда просто принимал это как должное. Дети так делают, собаки тоже.

Я обнаружил, что сам готовлю себе завтрак два раза в неделю, потом четыре, потом почти каждый день. Я ел «Альфа-Битс» или «Эппл Джекс» на кухне и слышал, как он храпит в спальне — как большая моторная лодка. Иногда он забывал побриться перед уходом на работу. После ужина (все чаще это был ужин на вынос) я прятал ключи от его машины. Если ему нужна была новая бутылка, он мог спуститься к мистеру Зиппи и взять ее. Иногда я волновался, что он столкнется с машиной на чертовом мосту, но не слишком сильно. Я был уверен (или почти уверен), что оба моих родителя не могут погибнуть в одном и том же месте. Мой папа работал в страховой компании, и я знал, что такое актуарные таблицы^[8] — вычисление шансов.

Он хорошо знал свою работу, мой папа, и катался на коньках больше трех лет, несмотря на свое пьянство. Получал ли он предупреждения на работе? Я не знаю, но это могло быть. Останавливали ли его за неосторожное вождение, когда он начинал пить еще днем? Если так, то, должно быть, отпускали с предупреждением. Этому помогало то, что он знал всех копов в городе. Иметь дело с копами было частью его работы.

В течение этих трех лет в нашей жизни был определенный ритм. Может быть, не слишком хороший ритм, не тот, под который вы хотели бы танцевать, но я к нему привык. Я возвращался из школы около трех. Мой отец появлялся к пяти, уже успев заложить за галстук (да, он не ходил вечером в бар, но позже я узнал, что по дороге домой его часто заносило в таверну Даффи). Он приносил пиццу, или тако, или всякие китайские штуки из «Джой Фан». Бывали вечера, когда он забывал об этом, и мы заказывали еду… или я бы хотел ее заказать. А после ужина начиналась настоящая попойка. В основном джин или другие напитки, если джин заканчивался. Иногда по ночам он засыпал перед телевизором. Иногда, спотыкаясь, ковылял в спальню, оставляя мне свои ботинки и мятый пиджак. Время от времени я просыпался и слышал, как он плачет. Довольно страшно слышать такое посреди ночи.

Крах наступил в 2006 году. Были летние каникулы. В десять утра у меня состоялась игра в «Лиге креветок» — я пробил два хоум-рана^[9] и отлично поймал мяч. Я вернулся домой сразу после полудня и обнаружил, что мой отец уже там, сидит в своем кресле и смотрит в телевизор, где кинозвезды давних лет рубились мечами на лестнице какого-то замка. Он был в трусах и потягивал мутный напиток — как мне показалось, чистый «Гилбис». Я спросил, что он делает дома. Продолжая глядеть на мелькание мечей, с трудом шевеля языком, он ответил:

— Кажется, я потерял работу, Чарли. Или, если процитировать Бобкэта Голдтуэйта^[10], я знаю, где она, но ее делает кто-то другой. Или скоро будет.

Я не знал, что сказать, но слова все равно сорвались с моих губ.

— Это из-за твоего пьянства.

— Я собираюсь бросить, — сказал он.

Вместо ответа я просто указал на стакан. Потом пошел в свою спальню, закрыл дверь и начал плакать.

Он постучал в дверь.

— Можно войти?

Я не ответил. Не хотел, чтобы он видел меня плачущим.

— Ну хватит, Чарли. Я вылил это в раковину.

Как будто я не знал, что недопитая бутылка стоит на кухонном столе. И еще одна — в шкафчике. Или две. Или три.

— Ну же, Чарли, скажи что-нибудь!

«Шкажи». Я ненавидел это его пьяное бормотание.

— Иди на хер, пап.

Никогда раньше я не говорил ему ничего подобного, и мне, возможно, хотелось, чтобы он вошел и залепил мне пощечину. Или обнял. Или сделал хоть что-то. Вместо этого я услышал, как он шаркает на кухню, где его дожидалась бутылка «Гилбис».

Когда я, наконец, вышел, он спал на диване. Телевизор все еще работал, но с приглушенным звуком. Там шел еще какой-то черно-белый фильм, где старинные автомобили мчались по тому, что, видимо, было съемочной площадкой. Папа всегда смотрел TКM^[11], когда пил, кроме тех случаев, когда я был дома и настаивал на чем-то другом. Бутылка стояла на кофейном столике, почти пустая. Я вылил то, что в ней осталось, в раковину. Потом открыл шкафчик с напитками и думал вылить остальное, но при виде всего этого джина, виски, водки и бренди ощутил дикую усталость. Вы бы не подумали, что десятилетний ребенок может так устать, но я устал.

На ужин я поставил в микроволновку замороженный обед «Стоффер» —