Читаем онлайн «Индукция и дедукция» 2 cтраница

достаточно знаний и верной оценки отношений. Подобные исследования редки, потому что в большинстве своих задач естествоиспытатель не имеет в наличности данных, необходимых для его процесса мышления. Следует заметить, что этим путем хотя и увеличились и получили основательность наши сведения о сущности явлений, но он не расширил границ науки.

В огромном большинстве других исследований естествоиспытатель наталкивается на такие затруднения, которых он не может устранить при всем запасе сведений, представляемых наукою, и при совершеннейшей способности суждения, это — новые факты и явления, подлежащие неизвестным законам, которые недоступны разуму за неимением посредствующих фактов, необходимых для их уразумения. Для подобных исследований естествоиспытателю нужно еще нечто, существенно характеризующее поэта,—именно воображение.

Сумма всего известного нам о природе и ее силах в действительности так мала сравнительно с областью неизвестного, что в большинстве случаев современные естествоиспытатели находятся в этом отношении в таком-же положении, как и естествоиспытатели XVI века, для которых непонятно было многое, что нам доступно. Нам вообще недостает, как и им в свое время, понятых фактов, необходимых для дедуктивного процесса; при недостатке одного такого факта ум как бы останавливается перед пропастью, которую ему нечем наполнить. В былые времена тут помогало воображение, что в настоящее время считается непозволительным.

Наше преимущество перед прежними исследователями состоит не в возвышении мыслительных способностей и не в том, будто наши чувства сделались тоньше и острее, а в большем богатстве фактов и сведений, то есть в увеличении материала для умственной работы.

Не думаем, чтобы это наше основное положение возбудило какое-нибудь сомнение, хотя только немногие имеют ясное понятие об источнике, постоянно увеличивающем этот запас материалов для мысли.

Бросив взгляд назад, на историю так называемых индуктивных наук, не трудно увидеть, что в течение целых столетий они имели характер искусства. Астрономия и механика до Ньютона, часть физики до Галилея, химия до Бергманна — были искусствами. Боэргав определяет химию только как ars docens exercere certas physicas operationes (искусство учащее производить физические опыты).

Наука и искусство существенно различаются между собою по своим целям: цель искусства есть изыскание и открытие фактов, цель науки — объяснение их. Само собою разумеется, что здесь идет речь не об изящных искусствах. Искусство стремится к достижению известной цели, искусство экспериментальное ищет самый предмет, оно хочет из частного создать целое; наука, напротив, ищет основания, от целого она исходит к его частям до самых корней.

Так как художник ничего не знает об основании и это основание не может ему оказать никакой помощи, то очевидно, что происходящий в его уме процесс не есть собственно умственная деятельность.

Существенный характер его мышления заключается в том, что он вдумывается в чувственные явления; подобно тому как разум проверяет понятия, равномерно оценивает их содержание и придает им определенность и неизменяемость, так что они делаются пригодными для дедуктивной работы, так-же точно действует и индуктивный художник. Он ощущает явление всеми своими чувствами и, направляя свою, возбужденную волею, способность суждения последовательно па известное качество предмета, известную особенность явления, каждый раз с исключением всех других сторон, создает воображением резко ограниченное изображение всего предмета, подобное отвлеченному понятию, исчерпывающему всю сущность предмета или явления. Синее, черное или желтое окрашивание, образование белого осадка, который растворяется или не растворяется в известных кислотах и щелочах — вызывают в уме химика понятия железа, йода, калия, магнезии, серной кислоты, соляной кислоты и проч., идеального железа, йода и проч., совершенно отличного от представления, связываемого с этим предметом в обыденной жизни.

Комбинируя верные понятия, разум доходит до заключений, истинность которых может быть признана только духовно; комбинации идей художника, напротив, образны или способны быть осязательными для чувств.

В этой особенности процесса мышления, в котором воображение играет главную роль, существенно заключается понятие, связывающееся для меня со словом индукция, и я не думаю, чтобы оно было в противоречии с понятием Аристотеля.

Не легко дать ясное представление о сущности умственной работы экспериментального художника; она основывается, как мы уже говорили, на комбинации фактов или явлений, находящихся между собою в той-же зависимости, в какой находятся логические понятия, путем которых разум доходит до своих заключений. Из известных ему фактов или явлений, он заключает о существовании новых, до сих пор неизвестных, и его заключение есть опять-таки факт или явление. Ближе всего, может быть, можно сравнить мышление физика или