Читаем онлайн «Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 7» 3 cтраница

«Друг желудка», для
укрепления здоровья. Приходила мать — полная, в пенс­
не — и, запахивая халат, давала мне рюмочку вина с пе­
ченьем. Я выпивал вино, съедал печенье, и сперва это
было интересно, потому что я не просто не спал, а ждал,
когда придет мама. А потом стало все равно.
— О чем ты думаешь? —- спрашивала нянька.
— Не знаю.
— Беда мне с этим ребенком,— говорит мать.— О чемто он все думает, думает.
Обо мне заботились, потом забывали. Нянька была
убеждена, что все — от бога. И это было, по-видимому, со­
вершенно верно, потому что бог каждую минуту упоми­
нался в разговорах. «Боже сохрани!», «Боже мой!», «Бог
его знает!», «Ну тебя к богу!» и т. д. Он был господом, не
господином, а именно господом: ему молились, его проси­
ли. У католиков и православных был свой бог, а у евре­
ев — свой. И они чем-то отличались друг от друга, хотя
увидеть даже одного из них было, по-видимому, невозмож­
но. Он мог, оказывается, все, если его очень попросить, то
11
помолиться. Но вот нянька молилась ему каждый
день и была даже какой-то старой веры, о которой гово­
рили, что она крепче, а все-таки ее муж, губернаторский
кучер, проворовался, украл хомуты и теперь сидел в тюрь­
ме. Сперва она молилась, чтобы его выпустили, но его не
выпустили, а потом, когда в нее влюбился актер Салты­
ков, стала молиться, чтобы не выпускали. А его, наоборот,
выпустили. Он приходил пьяный и грозился, и все от него
убежали. Только мама вышла, гордо подняв голову, побле­
скивая пенсне, и сказала: «Эх, Павел, Павел»,—и он за­
плакал и стал биться головой об пол.
Словом, бог поступил с нянькой несправедливо, и на
ее месте я не стал бы молиться ему каждый день. Саша
вообще говорил, что бога нет и что он один раз испы­
тал его, сказав: «Бог — дурак»,— и ничего не случилось.
Но почему же в таком случае строят соборы и церкви,
и подрядчик Звонков нажил на постройке какой-то
церкви сто тысяч, и наш собор стоит уже двести или три­
ста лет?
Нет, бог есть. Нянька говорит, что есть еще и черти
и что они — богатые и бедные, как люди. Бедные сидят
тихо, а богатые шляются и безобразничают, потому что им
все равно нельзя попасть в рай, поскольку они все-таки
черти.
Подпирая голову рукой, я думал и думал. Нянька тай­
ком от матери поила меня маковым настоем. Она очень
жалела меня, но была нетерпелива и не могла заставить
себя сидеть у моей кровати, потому что актер ждал ее у
черного хода. Это была «трагикомедия», как говорила
мама. Нянька водила нас в Летний сад, актер подсел к
ней и влюбился, хотя ему было двадцать шесть, а ей —
под сорок. Труппа, в которой он играл, уехала, а он остал­
ся. Старший брат, присяжный поверенный из Петербурга,
приезжал к нему уговаривать, но он так сильно влюбил­
ся, что уже не смог уехать, а, наоборот, поступил в духов­
ную консисторию, оставшись совершенно без средств.
Каждый вечер нянька бегала на черный ход, и они долго
разговаривали шепотом в темноте. Потом она приходила
счастливая, потягивая концы платка под подбородком, сму­
щенная, как девочка, и говорила: «Опять не спит. Ах ты,
горе мое!» Я видел, что ей хочется к Салтыкову, и гово­
рил: «Иди, няня, ничего, я засну». Ей было жаль меня,
но она все-таки уходила. Значит, в мире не спал уже не я
один, а еще актер Салтыков и нянька.
есть
12
Это было все-таки легче — думать, что они тоже не
спят, хотя я решительно не понимал, чта они делают и о
чем так долго разговаривают в темноте у черного хода.
В конце концов, разрываясь между чувством долга
и любовью, нянька притащила актера ко мне. И он ока­
зался прыщавым малым с длинным, туповатым, добрым
лицом.
Потом я узнал, что он был не только актером, но и
поэтом. Но, конечно, самое странное заключалось в том,
что он влюбился в мою старую няньку! Он не стал гово­
рить мне, как Саша: «Дурак, ну чего ты не спишь? По­
вернись на бок и спи!» —а тихонько подсел на кровать
и стал ласково рассказывать что-то. Наверное, это была
сказка про Иванушку и Аленушку, потому что я помню,
как он все повторял: «Копытце, копытце». И ночь, кото­
рая проходила где-то очень близко от меня — так близко,
что я слышал рядом с собой ее шаги и мягкое, страшное
дыхание,— переставала страшить меня, и сон подкрады­
вался незаметно, когда я переставал его ждать.
4
Так я вернулся в город моего детства. Я понял, что
жил в этом городе, не замечая его, как дышат воздухом,
не задумываясь пад тем, почему он прозрачен. Теперь он
возник передо мной сам по себе, без той посторонней не­
обходимости, которая диктовалась формой рассказа или
романа.
Я вспомнил жизнь нашей большой, беспорядочной те­
атрально-военной семьи, «управлявшейся денщиком и ку­
харкой», как сказал на вечере, посвященном памяти моего
старшего брата, один из его гимназических друзей.
Я вспомнил, как незадолго до первой мировой войны семья
стала клониться к упадку и мы должны были переехать
из квартиры в доме