Читаем онлайн «АУА» 4 cтраница
Растерянный, в речной помятой фуражке, он стоял посреди своих задворок и не знал, что же теперь делать.
Я между тем, рисуя, уклонялся от солнца. Не слишком ослепительное к закату, оно всё же слепило меня, затеняя ближние детали. Я пристроился так, что оно оказалось за куполом. Но не успел я провести первые торопливые линии, как оно уже вышло, обогнув купол. Быстрое осеннее солнце.
Вадим указал мне на звезду: «Арктур». Но выше было созвездие Персея. Я быстро нашёл Арктур и сказал, что под Персеем нет яркой звезды. А это была взошедшая уже прекрасная — Капелла.
Дождём и серостью встретил нас город Рыбинск. Асфальт его поблескивал, как щучья чешуя. И всё же в сером небе, тусклых облаках таилось некоторое золото. Откуда бралось оно, я не мог понять.
Так что же всё-таки нам необходимо — катер, в который влезает «Скарабей», или катер, который влезает в «Скарабея»?
Скорей всего, и то и другое. Прекрасная картинка: катер с трубой, а на палубе его «Скарабей», из которого торчит другой катер, но поменьше, без трубы, для прогулок по отмелям.
«Кровяная колбаса!» — восклицали Витя и Лёва, вернувшиеся из магазина. — Где она? — В магазине — пошехонская кровяная колбаса. — Чего же вы не купили? — У нас ведь лозунг — сбрасывать балласт, уничтожать консервы.
Не рассуждая больше о балласте, бросились в магазин за колбасой, а магазин уже закрылся, напрасно канючили под окном. В пошехонском кафе играли свадьбу, чинные пошехонцы ходили за стеклом со стульями в руках. Хотели было и мы поиграть пошехонскую свадьбу, но не решились, пошли спать.
Дождливым утром тронулись от Пошехонья, благословясь. Я всё-таки успел перед отъездом пройтись по городу и полюбоваться двумя бабами, которые вначале бешено полоскали, а затем дико выжимали бельё.
«К нам никто не ездит, — признался шофёр газика. — Ну, за Пошехонье пяток километров вы ещё проедете, потом десяток протянут трактора, а уж дальше нельзя — дальше дыра». Не решились ехать через «дыру». Возвращаемся в Рыбинск и через Ярославль на Вологду.
Всю жизнь, с самых детских лет люблю я каланчи пожарные. В них имеется много смысла и красоты. Случайно нарисовавши каланчу угличскую и в Рыбинске, я решил развить огненную тему.
Рыбинская каланча показалась даже изящней угличской. Впрочем, всякая каланча всегда хороша. Всегда я ненавидел идиотов, которые снесли каланчу возле Ново-Спасского монастыря в Москве. В Ростове, сколько помню, каланча идиотская. Она устроена на месте купола колокольни. На свете, кажется, не было художника, который бы рисовал
* * *
Проехавши Углич, сразу встали мы на высоком лесном берегу Волги. На пеньках и гнилушках — опята. Старые коричневые и гнилые опята на жилистых крепких ногах. Огромные в заплесневших манжетах. На месте старого рыбацкого кострища разложили мы и свой костёр. Быстро стемнело, и взошли звёзды. Спустившись к воде, я закинул удочку и поймал в темноте самого захудалого волжского ершонка.* * *
Ночью прогремел мимо палатки лось. Ночной буксир тащил кран, освещённый огнями, — и кран болтался от берега к берегу.Вадим указал мне на звезду: «Арктур». Но выше было созвездие Персея. Я быстро нашёл Арктур и сказал, что под Персеем нет яркой звезды. А это была взошедшая уже прекрасная — Капелла.
* * *
Вдруг попали в сосновый моховой бор. Из окна увидели грибы, стоящие во мху. Какие-то шалые автогрибники уже бродили меж сосен. Остановились и мы, набили свои кепки моховиками. Потом узнали, что это знаменитый Охотинский Бор и посреди его на берегу Волги — деревня Охотино. Высокие, рубленные по-северному дома, спокойствие в пространствах меж домами. Мы с Лёвой восхищённо принялись мечтать о своём доме в Охотине. Мечтали долго, давно уже отъехавши от сосен. Надо вернуться сюда и поглядеть Охотино ещё раз.* * *
Близкое соседство огромной воды веселит. Голова кружится от этого соседства, появляются шалые мысли, вроде того, что неплохо бы иметь свой небольшой кораблик. Но и не совсем же маленький, в общем, что-то вроде катера, вроде тех буксиров, грязноватых тружеников с трубой. Хотелось бы, чтоб на палубе его уместилась эта наша машинка «Жук-Скарабей». Лёва мигом поддерживает мои шалые мечты, Вадим обещает достать катер, но поменьше, в который «Скарабей» не влезет. — Надо, чтоб влез, — толкую я. — Это — невозможно, — убеждает Вадим. Скепсис Вадима, вера Лёвы, надежда Вити разжигают шалые мысли, которые выглядят так: крепкий, северной рубки дом в деревне Охотино, в окошки его виден сосновый бор, Волга и у причала этот грязноватый с трубой труженик волны, а на палубе его «Скарабей», из-под которого торчат Лёвины коленки.Так что же всё-таки нам необходимо — катер, в который влезает «Скарабей», или катер, который влезает в «Скарабея»?
Скорей всего, и то и другое. Прекрасная картинка: катер с трубой, а на палубе его «Скарабей», из которого торчит другой катер, но поменьше, без трубы, для прогулок по отмелям.
Пошехонье
«Кровяная колбаса!» — восклицали Витя и Лёва, вернувшиеся из магазина. — Где она? — В магазине — пошехонская кровяная колбаса. — Чего же вы не купили? — У нас ведь лозунг — сбрасывать балласт, уничтожать консервы.
Не рассуждая больше о балласте, бросились в магазин за колбасой, а магазин уже закрылся, напрасно канючили под окном. В пошехонском кафе играли свадьбу, чинные пошехонцы ходили за стеклом со стульями в руках. Хотели было и мы поиграть пошехонскую свадьбу, но не решились, пошли спать.
«К нам никто не ездит, — признался шофёр газика. — Ну, за Пошехонье пяток километров вы ещё проедете, потом десяток протянут трактора, а уж дальше нельзя — дальше дыра». Не решились ехать через «дыру». Возвращаемся в Рыбинск и через Ярославль на Вологду.
Дорожные размышления о каланчах пожарных
Всю жизнь, с самых детских лет люблю я каланчи пожарные. В них имеется много смысла и красоты. Случайно нарисовавши каланчу угличскую и в Рыбинске, я решил развить огненную тему.