Читаем онлайн «Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 7»

МОСКВА
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1983
В. КАВЕРИН
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИИ
В ВОСЬМИ ТОМАХ
МОСКВА
«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1983
В. КАВЕРИН
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИИ
ТОМ СЕДЬМОЙ
ОСВЕЩЕННЫЕ ОКНА
ТРИЛОГИЯ
МОСКВА
.ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
1983
P2
К 12
Оформление художника
М. ШЛОСБЕРГА
К
4702010200-385
028 (01)-83
подписное
© Оформление. Издательство
«Художественная литература»,
1983 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДЕТСТВО
Буря не утихала; я увидел
огонек и велел ехать туда.
Пушкин
Надо потратить много вре­
мени, чтобы стать наконец
молодым.
Пикассо
ГОРОД ДЕТСТВА
1
Мысль о том, что я должен рассказать историю своей
жизни, пришла мне в голову в 1957 году, когда, вернув­
шись из автомобильной поездки по Западной Украине, я
заболел странной болезнью, заставившей меня остаться
в одиночестве, хотя я был окружен заботами родных и
друзей. Я впервые понял тогда, что, хотя в моей жизни
не произошло ничего необыкновенного, она отмечена не­
повторимостью, характерной почти для каждого из моих
сверстников, и разница между ними и мной состоит толь­
ко в том, что я стал писателем и за долгие годы работы на­
учился в известной мере изображать эту неповторимость.
По-видимому, болезнь была следствием легкого грип­
па, который в Ужгороде я перенес на ногах. Она началась
с припадков неудержимой вспыльчивости, с которыми я
даже ие пытался бороться, как будто заранее зная, что
мне не удастся их преодолеть. К чувству беспричинной
досады присоединилась сильная головная боль. Звуки
обыкновенной жизни, которые я прежде почти не заме­
чал: хлопанье дверей, шаги над головой, железное гудение
лифта,— теперь охлестывали меня с головы до ног. Мне
казалось, что даже солнечный свет с пронзительным сви­
стом врывается в комнату сквозь открытые окна.
Это было болезненное обострение слуха, характерное
для воспаления паутинной оболочки мозга. Неутешитель­
ный диагноз- был поставлен не сразу, но когда это про­
изошло, врач запретил, мне. разговаривать, писать, читать,
7
слушать радио, смотреть телевизор. Болезнь могла пройти
в течение трех недель. У меня она отняла почти три года.
Надо было уезжать из Москвы, и на откинутом си­
денье «Победы» меня повезли в Переделкино, в финский
домик, который я купил в конце сороковых годов. Нас об­
гоняли грузовые машины, и, распростертый на неудобном
ложе, я снизу видел умывальники, арматуру, кровати, по­
сверкивающее белое железо, в котором прыгали и прята­
лись блики. Опустившая голову больная лошадь странно
выглядела в кузове грузовика. Что-то растерянное было в
перевернутых, перепутанных стульях. Все, что я видел,
казалось мне таким же беспомощным и опрокинутым на­
взничь, как я.
Но вот Москва осталась позади. На Минском шоссе
нас стали обгонять автобусы — школьников везли в пи­
онерский лагерь. Они смотрели на меня, и с болезненной
застенчивостью я встречал их серьезные взгляды.
Доехали, и по лицам родных я понял, что очень изме­
нился за последние дни. Но другое сразу же стало мучить
меня. Пес радостно залаял, встречая хозяина, и я чуть
не упал от толкнувшей тупой боли в ушах.
2
Со мной разговаривали, еле шевеля губами. Голоса
в саду доносились отчетливо, резко, и мне казалось, что
родные невнимательны и равнодушны ко мне.
Недели три я лежал один. Потом стали заглядывать
друзья, и одним из первых пришел Корней Иванович Чу­
ковский.
— Дорогой мой, да вы даже не догадываетесь, как вам
повезло,— сказал он.— Лежать целый день под зонтиком,
в халате. Вдруг вырваться из всей этой суеты, литератур­
ной и прочей. Никуда не торопиться! Оглядеться, очнуть­
ся., Да вам только позавидовать можно.
Халаты я ненавидел и никогда не носил. На зонтик,
напоминавший о том, что солнце запрещено мне надолго,
смотрел я с отвращением. Вряд ли кому-нибудь пришло
бы на ум завидовать больному, который со стоном хва­
тался за голову после десятиминутного разговора. И всетаки Корней Иванович был прав. Все, что еще недавно
занимало меня, отступило в сторону, потеряло значение.
Я остался наедине с собой, я остановился с разбега. За8.
думался —-и началось то, что до сих пор происходило
только в часы бессонницы: всматривание в себя, воспо­
минания.
«Да, в жизни есть пристрастие к возвращающемуся
ритму, к повторению мотива; кто не знает, как старчест­
во близко к детству? — писал Герцен.— Вглядитесь, и вы
увидите, что по обе стороны полного разгара жизни, с ее
венками из цветов и терний, с ее колыбелями и гробами,
часто повторяются эпохи, сходные в главных чертах. Чего
юность еще не имела, то уже утрачено, о чем юность меч­
тала без личных видов, выходит светлее, спокойнее и так­
же без личных видов из-за туч и зарева».
Так ко мне вернулось детство, которое судит и приго­
варивает «без личных видов», беспристрастно и